Аналогом Иванушки-дурачка, равно как и Буратины, в интерпретации гималайцев и в переводе на русский, является Хануман. Пацан в общем-то честный, искренний, бессребреник. Это человеко-обезьяна – по стадии эволюции относительно богов; сильная, не лгущая, ловкая, смелая, игривая, беззлобная, сердечная, твёрдая и одновременно мягкая, всё же глупая из-за недостатка опыта. Разница лишь в том, что у Ханумана есть хвост, у Иванушки его нет, а у Буратины есть нос. Разумеется, что хвост означает якорь прошлого – как влияние подсознания, а нос означает тягу к будущему – как любознательность.
Одновременно следует упомянуть и тот факт, что силы Справедливости никогда не опирались на слабых и худших, и это логично, но могут опереться на неопытных, чтобы обеспечить существование лестницы “учитель-ученик” по всем измерениям Пространства. Сама Жизнь обучает глупых мудрому, а иначе, была бы вечная сказка про три банана или про неотёсанное полено.
\\Три банана.
Обезьянам же бессмысленно рассказывать про летательные аппараты, но сказ про три банана в самый раз прокатит. Даже розовая мечта про три халявы, или про три желания старушки, которые были зарифмованы кое-что знающим про женщин поэтом, в весьма кучерявую притчу, не могли быть расписаны в словах раньше нужного срока.
Даже спустя века ментального развития некоторые обезьяны до сих пор не задают себе вопрос: как обезьяна может рифмовать слова без дара из невидимого мира, без помощи из сферы психо-техподдержки обезьян?
И про невидимый мир богов зачем обезьянам рассказывать напрямую? – не поймут же. А вот притчами – в самый раз: ослам – про морковку, а обезьянам – про бананы, но уже про три, чтобы ещё и над числами задумалась обезьяна, а не только над жёлтым вкусом плода дерева.
Ей бы ещё и задуматься про то, – кто сконструировал ей пальму, бананы, солнышко и цветочки? Но некогда думать пальмовой обезьяне о мироустройстве, да и незачем, ведь ей ещё предстоит выпутаться из самообмана цифрами, в котором числа исчезают за туманом нолей. И бесполезно объяснять сумасшедшим обезьянам про то, что девятка – самое большое число, – не услышат, пока в цифры не наиграются по реинкарнациям. Психика огромна – как Космос, и пока она эволюционирует до нужной кондиции, пройдут целые эпохи.
Все знания должны соответствовать уровню эволюции ученика. Рано выданные знания снесут крышу обезьяне и та возьмётся за гранату, сворованную у двуногих. Игра обезьян с таким «бананом» станет плохой кармой и для тех двуногих тоже, которые проявили неразумную халатность. Бешенством называется то ужасное состояние, в которое впадают самостью объятые, ради корысти прикоснувшиеся к высшим учениям. Следует послушать, как они рассуждают о своих делах. Следует узнать их шутки и клевету, чтобы понять всю их непригодность. Но никто не озабочен нравственным уровнем сидящих за решением судеб целых стран. Никто не помыслит, что из грязного не выйдет чистое.
Но справедливость – тонко устроенный механизм, любое действие несёт последствия; включая деланье ничегонеделанья, – как проявленную безответственность среди глубоко падших ангелов, – как хвостатых, так и бесхвостых.
Как пик горы не сможет одновременно уместить на себя всех желающих его покорить, так и до портала домой не всякий сможет дойти после падения и начала попытки вернуться, а только самые достойные.
Достоинство тут не подразумевает денежное выражение. Сравнение достойного с недостойным очень хорошо познаётся в аналогии сравнения пути воспарения птицы и пути сизифова труда: можно воспарить птицей с пика вершины, оказавшись в небе, а можно погнаться за монетой, умчавшись к подножию, так и не одолев земное. Большинство скатывается с того пика, влекомые инерцией взаимодействия сил монетно-земного притяжения с собственным сознанием.
Земля – это планета для познающих смерть бессмертных, чистилище падших.
Когда фазу надо поменять-сдвинуть в эволюции сознания и подключиться к новым проводам, и к другому генератору, то в точке смены эпох очень много Сизифов бегут прочь от этого решения, так и не заглянув за таинственную дверь.
Но Буратина – не Сизиф. Буратина зорко глядел в небо, – Ему Мальва на птицу некую показала когда-то, а потом – и на звёзды в небе, и сказала:
– Видишь ту птицу? Она над пиками летает. А ты можешь даже звёзд коснуться, превзойдя возможности птицы.
И Алиска-лиса дополнительно над его чувством халявы поглумилась, да и сказочный кот постарался в этом направлении.
С тех пор Буратина достаточно долго побродил в иллюзии наваждения и уже не катал монеты в кармане, и не сажал их в поле. Он оценил приколы Мальвы и Алисы, и с тех пор не хотел быть совсем деревянным. Но исправления качества желания тут недостаточно даже после принятия твёрдого решения, инерция старого устремления доминирует, требуя плату десятилетиями – на изменения.
Но постепенно подобная инерция отсохла за ненадобностью в сознании Буратины и рефлексия на звон монет атрофировалась. Поэтому и с пика взятой вершины он уже не бегал за монетой, но за холсты тайные заходил вполне по-свойски. Ведь Небеса силою берутся, и Небо восторгается героями, нашедшими в себе силы добраться до Небес.
Но вернёмся на Землю.
Женская сила зажгла в Буратине сердце. Надо напомнить невнимательным, что рождённый из дерева – обезьяной никогда не был, и потому сила животности не влияла на его сознание, как это происходит с сознанием рождённых от животных. Не было животного отношения к женской силе у деревянного никогда. И Мальва сразу смекнула при встрече с ним, что Буратина не от мира сего, но тогда у неё не было доказательств, а только чувства неосознанные. Однако, смышлёная девчонка взяла это чувство на заметку, зная, что объяснения будут позже, когда придёт пора исполняться почувствованному.
Интуиция звёздного происхождения не подвела Мальву, предсказав будущее, как и не подвело её чувство соблюдения гигиены, как профилактика от болезней. Хоть она и не научила Буратину мыть руки, но это лишь потому, что не учла особенности дерева, слишком много проведя времени рядом с животным Артемоном и нытиком Пьеро. Последний, перестав быть обезьяной, находился на какой-то странной эмоциональной ступени Эволюции сознания, когда подвиг ещё не был возможен, но рифмованные эмоции – плаксики и радостники – вполне считались допустимыми.
А Мальва искала лучшего своего ученика – героя, и потому последние двое не годились для светлого будущего, которое она рисовала для следующей сферы Общества. И если рассказать кому про её деяния, то не поверили бы, это даже её преданные не поймут, если ничего не делали подобного сами на практике.
Но самое изумительное всех героев и героинь ждёт дальше, там, где нет суеты, где труд, любовь и братство живут вместе, не утеряв нравственность. Где прекратив быть рабами привычек, Иванушки и Алёнушки постигнут области не явленного до сих пор, – сказочного и волшебного, – на уровне повседневной реальности, проявив упорство в труде, ради достижения общей цели.