Обыкновенный сказочный Кот, оказавшись в вовсе несказочном мясном теле, сразу почувствовал удары Судьбы. Мало того, что он оказался в этой сказке недомашним, а потому сходу познал голодуху и блох, так ещё и Судьба напрягла его совсем по-полной и он подхватил какую-то заразу. Котово тело стало болезненным и непослушным.
Но Кот не пошёл по пути зла (по причине сказочного происхождения обитателя этого мясного тела) и потому не стал убивать мышек ради кормления этого неудобного кожаного мешка с шерстью с его ненасытным голодом. В той сфере бытия, где сказочный Кот был сказочным, голода не существовало и потому страха голода не было.
И вместо того, чтобы гоняться с дикими собратьями за едой и думать о пропитании, оторвавшись от молока матери, он целыми днями медитировал на жилище двуногих, сердцем чуя, что где-то за дверью, в которой исчезали и появлялись двуногие, был кошачий рай.
Он много раз пытался проникнуть внутрь, чтобы выяснить – как рай устроен и, чтобы испытать кошачье счастья. Поскольку оживлятель кошачьего тела был беззлобным, то эта медитация на жилище богов так увлекла его, что он забыл о питании, и его тело стало чахнуть, превращаясь в тень.
Правильные двуногие, видя такую беду, стали выносить из двери еду. Кот даже было откормил часть своего тела, но внутренняя зараза уже переломила иммунитет и способность сопротивляться напастям трёхмерного мира была исчерпана, жизнь тела клонилась к закату, даже не достигнув возраста юности. Кот знал на уровне инстинкта, что его миссия не долгая, но по условиям игры ему нужно было успеть стать домашним, найдя тотемного двуногого, чью животную сущность он отображал в сфере животных.
Откуда было знать коту, что за дверью было не домашнее жилище, а режимное предприятие торговли? Конечно же, и Кот, и его тотемная человечность чувствовали друг друга, ежедневно встречаясь возле той двери; но человеческая часть кота была занята собственной медитацией – на жилище богов, и не интересовалась входом в дверь кошачью.
И тогда Кот пошёл на дерзость. Однажды вечером, перед самым сбросом тела, он проник в жилище двуногих, чтобы ласково потереться о ноги тотема, но тот, увидев его внутри помещения, грозно затопал ногами и сделал страшное лицо. Кот быстро утерял свою дерзость и не стал испытывать свои способности к пониманию шуток двуногих, и, на всякий случай, убежал на улицу. Но утром, пока двуногий ещё спал, вновь проник в жилище и из последних сил взобрался прямо в кресло тотема, в котором тот любил сидеть; и не покидал тела, пока двуногий не нашёл его в кресле.
Двуногий не стал ругать Кота за эту дерзость, даже не зная, что видит его в теле последний раз. Он вывез его на том кресле на колёсиках, как покойника вывозят из больницы, и ласково вытряхнул на улицу.
Упав с кресла, Кот еле заставил своё непослушное тело вновь подняться, сил жить больше не оставалось и лапы почти не слушались приказов аватара. Он еле-еле побрёл куда-то от выхода, но вдруг услышал разговор двуногих:
– Он умирать к тебе пришёл, – сказала кошачья богиня кошачьему богу.
– Умирать в святое место не приходят, – возразил двуногий, – нормальные Коты покидают своё тело, не оскверняя им жилища богов.
Кот улыбнулся из последних сил, осознав, что со смертью ничего не кончается, а потому гадить лишайным телом в святом месте негоже, даже в особых случаях. Он вздохнул сколько мог воздуха, заняв у природы немного энергии, и отволок своё больное тело ещё на 50 шагов, где его и покинул.
И тут Кот вдруг ощутил силы и весь дух наполнился былой сказочностью, исчезли слабость и страдания, Кот вспомнил всё. Весь преображённый он хотел было вернуться к богам в жилище, на радости, но вдруг увидел своё тело и вспомнил так же, что миссия аватара закончилась. Тело, словно брошенная тряпка, осталось лежать посреди асфальта вместе с паразитами и лишаями, полуприкрыв глаза в которых исчезла жизненность. Покинутая аватаром Материя отдыхала до следующего его появления, разлагаясь на первоатомы.
А Кот продолжал улыбаться в невидимости, он уже знал, что в следующей аватарной миссии он будет домашним котом учёного, даже если снова всё забудет после рождения в явь.